Об удивительной судьбе Софьи Крамской, дочери художника И.Н. Крамского, позировавшей для картины "Неизвестная". Какая русская судьба.
В школьных учебниках этот портрет есть. Жаль, что никто не рассказывает судьбу этой девушки.
Софья Крамская, единственная девочка среди своих братьев (и потому, наверное, отцовская любимица), родилась предположительно в 1866 (по другим сведениям в 1867 году). Она училась в обычной гимназии, но благодаря творческой атмосфере, царившей в родном доме, рано почувствовала интерес к живописи. Отец старался развивать художественные навыки дочери и стал ее первым учителем. В детские годы Соня среди знакомых считалась некрасивой, но в юности, как это случается со многими девочками, похорошела. Однако для отца она всегда была самой любимой моделью. Даже когда девочке из-за болезни обстригли волосы и у нее на голове отрастал неровный ежик (Соня пыталась прикрыть его кружевной косынкой), и тогда на полотнах отца дочь-подросток представала настоящей красавицей с бездонными глазами.
Будучи ровесницей дочерей П.М. Третьякова Веры (в замужестве Зилоти) и Сашеньки (в замужестве Боткиной), Соня с ними очень дружила. Вера Зилоти позже вспоминала:
«Соня была некрасива, но с умным, энергичным лицом, живая, веселая и необычайно талантливая к живописи…
В 16–17 лет Соня… похорошела, волосы отросли. Фигура у нее стала длинная, тонкая. Она прекрасно танцевала. Ее веселость, остроумие и entrain (притягательность, обаяние) привлекали к ней много поклонников».
Соня действительно была очень изящной - Репин, ученик Крамского, восхищался ее фигурой, Альберт Бенуа всерьез ухаживал за ней, но в свои 30 лет он казался шестнадцатилетней Соне слишком "старым". У нее появился другой жених - Сергей Сергеевич Боткин, молодой врач, представитель известной медицинской династии. Родственники торжественно отметили помолвку молодых, Крамской на радостях написал великолепные парные портреты жениха и невесты...
Как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Сергей Боткин неожиданно для всех влюбился в подругу своей невесты Александру Третьякову. Помолвка оказалась расторгнутой, и вскоре Саша Третьякова вышла замуж за бывшего жениха подруги. Соня Крамская нашла в себе силы сохранить с ней приятельские отношения. Но происшедшее надолго повергло Соню в тоску. Спасла Софью живопись. Шестнадцатилетняя девушка с головой ушла в работу и стала демонстрировать по-настоящему профессиональные успехи.
«Между Соней и ее отцом была редкостная дружба, переходившая в обоюдное обожание», – писала Зилоти. В 1884 году Крамской, чтобы отвлечь Соню от душевных терзаний, вместе с дочерью отправляется в заграничную поездку (заодно и свое сердце подлечить - он был уже очень болен). Путешествуя по Франции, Софья пристрастилась к живописным этюдам на плэнере. Спустя год после путешествия Крамской писал: «Дочка моя, известная... ветреница, начинает подавать мне серьезные надежды, что уже есть некоторый живописный талант». Крамской понимал, что умирает, а дочь еще не встала на ноги и не нашла себя. Незадолго до смерти Иван Николаевич, тревожившийся за судьбу Софьи, сказал: «Девочка, а как сильна, как будто уже мастер. Подумаю иногда, да и станет страшно… личная жизнь грозит превратиться в трагедию».
Софья действительно долго не могла оправиться от удара, ни в кого не влюблялась и не выходила замуж. Только в зрелом возрасте, в 1901 году. когда отца уже давно не было в живых, она заключила брак с петербургским юристом финского происхождения Георгием Юнкером.
Крамской, несмотря на простое происхождение (он был сыном писаря из городка Острогожска), был принят при дворе и даже стал там своим человеком, не раз выполняя портреты членов императорского семейства (Александр III был большим демократом и предпочитал общение с обычными людьми, особенно - талантливыми, общению с романовским кланом), давал уроки живописи дочерям императора. Своими при дворе стали и его дети.
Софья Крамская тоже выполнила ряд работ, запечатлев императора, императрицу, их детей, прежде всего цесаревича, и других родственников. Но почти ничего не сохранилось. Что-то было уничтожено либо пропало в годы революции, что-то из собственных работ было передано ею в Острогожский музей, на родину отца, вместе с его картинами, и когда в 1942 году в музее вспыхнул пожар, погибло вместе с большей частью его коллекций.
Софья была признанной портретисткой, ее просто осыпали заказами. Увы. судьба многих работ, находившихся в частных руках, в домах и усадьбах, разгромленных в период революции, так же осталась неизвестной.
Софья Крамская неоднократно и с большим успехом принимала участие в различных художественных выставках самого высокого уровня - в Академии художеств, в Обществе живописцев-аквалеристов, в художественном отделе Всероссийской ярмарки в Нижнем Новгороде и др. Была она известна и как книжный иллюстратор, оформляя, например, издания к юбилею Пушкина. Замечательными были и ее жанровые картины.
После замужества Софья Юнкер-Крамская много помогала своему мужу, который собирал материалы о декабристах и готовил книгу-исследование об этом периоде истории. Книга так и не была опубликована...
Муж Софьи Ивановны в 1916 году скончался. А вскоре начались и другие беды - революция, Гражданская война, смерть матери в 1919 году... Но Софья Ивановна, которой было уже далеко за пятьдесят, старалась приспособиться к новой жизни.
С 1918 года она работала в художественно-реставрационных мастерских Главнауки. Ей, глубоко верующему человеку, пришлось стать организатором антирелигиозного музея Зимнего дворца и иллюстрировать "Историю религии" в издательстве "Атеист". Ей, дочери Крамского, прославленного мастера религиозной живописи, автора росписей купола Храма Христа Спасителя и великих христианских полотен!
Свою веру Софья Ивановна особо не скрывала, как и не скрывала христианское желание помочь ближнему. В Ленинграде мучилось много ее знакомых из "прошлой жизни" - смолянок, фрейлин, просто лиц дворянского происхождения. Лишенные всего - жилья, имущества, службы и каких бы то ни было доходов, многие буквально голодали. Дочь художника помогала им устроиться на работу, пусть с самым скромным жалованьем, достать переводы, уроки, перепечатку на машинке, чтобы как-то выжить.
Все это и вменили пожилой женщине в вину - и то, что "была очень религиозной", и то, что помогала друзьям...
Не так давно ГТГ запросила материал о С.И. Юнкер-Крамской из закрытых архивов. В ответ на запрос пришли копии личного дела Юнкер-Крамской из архива ФСБ РФ. Софья Юнкер-Крамская была арестована 25 декабря 1930 года, обвинялась по статье 58-II УК РСФСР в контрреволюционной пропаганде. Ей вменялось в вину создание ни много ни мало «контрреволюционной группировки из бывшей знати, ставившей себе целью проведение своих людей в разные советские учреждения на службу для собирания сведений о настроениях…». Все, проходившие по делу, говорили о религиозности художницы, что усложняло ее положение.
Кстати, в материалах дела было указано, что София Ивановна Юнкер-Крамская родилась 21 августа 1867. (Дата рождения, указанная на допросе, расходится с той, что была известна ранее – 1866 годом, – из писем отца художницы. Но можно предположить, что отцу это было лучше известно, чем следователю из органов).
Крамская-Юнкер была приговорена как «чуждый элемент» к 3 годам ссылки в Сибирь, но из-за нервного потрясения у нее случился инсульт. С тяжелым параличом она была отправлена в тюремную больницу ДПЗ. Ее кое-как подлечили и через четыре месяца все же послали по этапу в Иркутск.
Полупарализованная женщина добралась до Иркутска, но через три недели ее перевели в Канск, через месяц, с ухудшившимся состоянием – в Красноярск.
15 октября 1931 года Юнкер-Крамская из красноярской больницы написала письмо Екатерине Павловне Пешковой, оказывавшей помощь политзаключенным. Софья Ивановна рассказала о тяжелой болезни, о перенесенных во время ссылки двух операциях. Она пыталась доказать, что приносит пользу, что всегда, несмотря на состояние здоровья, работала: в Иркутске – как иллюстратор учебников и колхозных журналов, в Канске – как фотограф и ретушер в местной газете. В Красноярске с ней случился второй удар, отнялась левая часть тела. Ее просьба состояла в смягчении участи: если нельзя вернуться домой в Ленинград, то пусть ее хотя бы оставят в Красноярске до поправки здоровья и обязательно предоставят работу, ведь правая рука действует, не разбита параличом. «Я пишу и портреты, и плакаты, лозунги, афиши, вывески, иллюстрации, знаю фотографическую ретушь, раскраску фотографий, языки, я работать могу, люблю… О моей рабочей жизни Вам может подтвердить Елена Дмитриевна Стасова, с отцом которой был так дружен мой покойный муж. О музее Крамского Вам тоже могут дать сведения и она, и товарищ Луначарский…»
В конце письма отчаянные строки: «Я могла делать ошибки в своих суждениях, могла что-нибудь не так правильно оценивать, могла криво судить о положении вещей, но преступления я не совершала никакого – и сознательно так горячо любя свою страну, после смерти мужа (он был финляндским подданным) – переменила свои бумаги на русские, подписав тогда уже отказ от каких бы то ни было претензий на имущество. Было даже смешно поступить иначе. Помогите мне! Я написала просьбу о помиловании М.И. Калинину. Я прошу Вашего содействия. Я оправдаю милость, если мне она будет дарована, могу уверить в этом Вас. Я честно проработала 40 лет. Тяжко последний, быть может очень короткий срок – чувствовать себя – так наказанной… Я собрала последние силы, чтобы написать Вам все это…»
28 февраля 1932 года было возбуждено ходатайство о пересмотре дела Юнкер-Крамской в связи с неизлечимой болезнью, а также в связи с тем, что ссыльная «не представляет… социальной опасности».
25 марта 1932 года София Ивановна вернулась в Ленинград. 31 июля 1932 года Юнкер-Крамская написала благодарственное письмо Е.П. Пешковой, сообщив, что собирается работать и дальше, насколько позволят силы. В 1933 году художница умерла при странных обстоятельствах. Якобы, она уколола палец, когда чистила селедку, и, по словам брата, "умерла от рыбьего яда (??)". Реабилитировали ее за отсутствием состава преступления только в 1989 году.
В Государственном архиве РФ сохранилось ее письмо:
«Высокоуважаемая Екатерина Павловна,
Вы разрешите мне послать Вам эти несколько строк. Меня освободили! Если бы Вы только знали, каким чувством глубокой благодарности полны мои мысли и душа. Я не знаю, простите, право не знаю, полагается ли мне писать вообще о моем чувстве признательности, но я следую своей внутренней потребности это сделать… Вы не посетуйте на то, что я делаю это, если это не полагается, я не знаю, но не последовать душе этой потребности было невозможно! Я снова здесь, в Ленинграде, где прошла моя длительная рабочая жизнь — и теперь я снова, быть может, буду в состоянии начать работать хоть немного, насколько позволят мне мои силы, которые восстановятся во мне с сознанием возможности снова работать! Я не знаю даже, кому мне говорить о том, что я чувствую, и как я признательна. Но, думая, что сделалось все это через Высокое учреждение, которого являетесь Представительницей, — я пишу Вам. Ну, это даже ни Вам, никому не будет нужно, пусть это не принято, пусть это не полагается — я все же повторяю: я беспредельно благодарна, что поверили и моему искреннему раскаянию, и моей порядочности старого общественного работника, и моему горячему желанию загладить работой мои какие бы то ни было оплошности и несознательные заблуждения. И хотя я, конечно, очень больна еще и слаба, но, сколько мне позволят воспрянувшие силы — то оставшееся мне время до неизбежного конца я смогу употребить на реабилитацию моего рабочего имени, как самой по себе, так и как дочери Крамского.
Еще раз прошу простить меня, если я делаю что-либо, выходящее из рамок допускаемого.
С глубоким уважением,
Художница С. И. Юнкер-Крамская».
ГАРФ. Ф. 8409. Оп. 1. Д. 772. С. 199. Автограф.
